Я хочу, чтобы все мы были заговорены
04 августа 2014, 13:00
- Вы жить хотите? – кричит на меня из кабины старенькой «Шишиги» дестантик с абсолютно безумными глазами. Я бормочу что-то невнятное, из чего должно следовать, что вне зависимости от моего желания жить мне очень нужно поехать с ними. Десантник пытается дозвониться до комбата на передовой, телефон не отвечает. В результате решение принимают на месте и мы забираемся в набитый окровавленными носилками кунг. Снаружи дверь подпирают черенком от лопаты. В случае чего выбраться можно будет только через выбитое окошко кабины. И то не факт, что получится. Расчищаем на полу немного свободного места, чтобы было, куда падать.
Резервист Рома раскачивается из стороны в сторону, сидя на пустом ящике из под выстрела «Града». Рома пьян, на его лице застыла дикая улыбка злого клоуна.
- Я не хочу здесь быть! Не хочу! Я хочу в Киев, я хочу забрать свою девушку с собой и уехать в Киев!
Блиндаж, в котором мы проводим ночь, в два наката накрыт ящиками из-под выстрелов Града наполненными землей. Это спасет от минометного обстрела. Это не спасет от прямого попадания. Повсюду вокруг – воронки от «Града». Деревья посечены осколками, осколки позвякивают под ногами, когда, стараясь не наступить на растяжку, ты идешь ночью в туалет. Два раза в день с кухни привозят еду, и мы сидим на ящиках из-под «Града» за столом, сделанным из таких же ящиков. Ими укрепляют бруствер окопа, в них заряжают мобильные телефоны. А по полю пылят в сторону армейских складов дивизионы отстрелявшихся БМ21, и ты понимаешь, что недостатка в таких ящиках больше не будет никогда.
У Ромы есть девушка в соседней деревне, говорит, что уже вторая. Первую убило во время обстрела. Я пытаюсь узнать подробности, но Рома, кажется, ничего не слышит, а только говорит, говорит без остановки.
- Я заговоренный, я не могу умереть, мне цыганка нагадала еще в детстве!
Очень может быть, что цыганка что-то знала, потому что после пяти месяцев на Востоке их осталось 38 человек из больше чем пяти сотен. Вчера Ромин БМП подбили где-то под Саур-Могилой. Контузию здесь лечат водкой, а стресс снимают разговорами, и Рома все говорит и говорит, схватившись руками за голову.
Раненых и убитых вывозят постоянно, постоянно шумит за зеленкой вертолет. Наша «лента» привезла 18 трехсотых и 2 двухсотых. Минимум времени на разгрузку и колонна опять уходит на передовую, где адская мельница только набирает обороты.
Спереди два раза ухает пушка БМП, слышна автоматная очередь. Машина резко тормозит, десантники прыгают с брони на асфальт.
- Комбата вбили! Комбата вбили! – Кричит кто-то. Лязгает дверь кунга.
- Выбачайте, дальше не повезем. – Я почему-то рад, что в этот раз на передовую мы не попали.
Два часа спустя мы стоим на блокпосту по дороге на Донецк, пьяный замначальника штаба какого-то очередного дикого батальона вдохновенно читает нам лекцию об основах журналистской этики. Всего в паре километров от нас, в лесополосе, где мы провели прошлую ночь, гулко ухают мины. Из-за леса поднимается черный дым. Я очень хочу в этот момент, чтобы цыганка оказалась права и резервист Рома был на самом деле заговорен. Я хочу, чтобы все мы были заговорены.
Пётр Шеломовский (фотограф)
